— Я хочу скопить достаточно денег, чтобы спокойно уйти на пенсию, — сейчас или никогда.
— А сколько тебе нужно, чтобы уйти на пенсию?
— Двадцать тысяч.
— Я бы ушел и с половиной этой суммы. А чем бы ты занимался на пенсии?
— А Бог его знает. Ничем. А ты?
— И я ничем.
Лью засмеялся:
— Глупо, правда?
— Что?
— Работать как вол всю свою жизнь, чтобы в конце концов ничем не заниматься. Словно безумец, который бьется лбом о стену, а едва перестав, вздыхает с облегчением.
— А что тебе нужно? Небо в алмазах?
— Нет. Но, по-моему, это безумие чистой воды — прийти к тому, с чего начал. Мне надо было жениться, завести детей…
— А зачем?
— Не знаю…
Он остановил машину около «Олимпии» в Марилебон.
Здесь, в одной из раздевалок, Али готовился к поединку. Али был толст, невероятно толст. Когда он разделся, стало видно, какую злую шутку сыграло с ним время: оно обезобразило тело, раздув, как воздушный шар, и оттянув к земле, как переполненный мешок. Его грудь висела, как у старухи. Живот обвис.
Он расчесал усы, выдавил на них немного крема и ловким движением пальцев загнул кончики кверху.
— Кратион попытается ухватиться за них, — сказал Адам, — просто ради того, чтобы посмешить толпу.
— Пусть только попробует!
— Али, почему бы их не сбрить?
Али проворчал, что он скорее отрежет другой мужской атрибут. Он надел необычный пояс шириной в целый фут, сшитый из резины и брезента.
— Затяни его потуже, пожалуйста, — так туго, как только можешь, — попросил он и добавил извиняющимся тоном: — Не хочу, чтобы люди увидели, что я чуточку располнел…
Адам потянул завязки, и мягкий жир на животе Али выдавился из тугого пояса, подобно зубной пасте из тюбика.
— Али, а ты уверен, что это необходимо? Пояс сдавит тебе живот. Если Кратион ударит туда или пнет ногой…
— Пусть только попробует! — Али натянул черное обтягивающее трико, а поверх него — красные шелковые трусы. — А теперь помоги мне надеть кушак. — Он протянул Адаму длинную ленту из потертого красного атласа, вышитую арабскими письменами. — Этот кушак мне подарил Абдулла Хамид…
— Али, ты что, сошел с ума? Зачем так сдавливать себе живот?
— Тьфу! — Али гордо выпрямился и скрестил руки на груди. — Скажи мне, я хорошо смотрюсь?
У Адама на глаза навернулись слезы.
— Великолепно!
— Когда-нибудь я позволю тебе вылепить мою скульптуру.
— Спасибо, Али. Слушай, ради всего святого, будь осторожен.
— Друг мой, ты забываешь, что я выиграл сотни поединков, что меня ни разу не смогли победить!
— Знаю. Но мне страшно не хотелось бы видеть, как тебя изобьют.
Али рассмеялся:
— Профессор Френер сломал мне ребро, так что оно прорвало кожу, но я все равно его победил, а на следующий день я снова вышел на ринг. За всю мою жизнь никто ни разу не слышал, чтобы я вскрикнул! Никто ни разу не видел, чтобы я хлопал ладонью по ковру и просил пощады. Леблон взял мою ногу в захват приемом из джиу-джитсу. «Сдавайся, а не то я сломаю тебе лодыжку!» — сказал он. А я ответил: «Ломай, Леблон, — Али никогда не сдается». И он сломал мне лодыжку, а я встал на одну ногу и уложил его на ковер. Я сказал: «Никто не может сделать больно Али. Но уж кого Али хватает, о том Бог забывает! Таков Али!»
— О, я уверен, что ты победишь. Я на тебя поставил.
— Молодец! А как они оценивают мои шансы?
— Очень высоко.
— Не лги мне. Они думают, что я уже старый. Они смеются надо мной. Ладно, Бог с ними. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. В конце концов, когда они заплачут горькими слезами, я рассмеюсь им в глаза и скажу: «Старый волк еще не растерял своих зубов». Хорошо я смотрюсь?
— Али, ты выглядишь как настоящий чемпион, правда.
Али захохотал, и его огромный живот затрясся от смеха.
— Ха-ха-ха! Удивил я тебя, верно?.. Они думают, я собираюсь дурака валять с этим греком, этим киприотом. Ну уж нет. Я выйду на ринг — раз-два, раз-два; ногами вверх, головой вниз — раз! — подыму его над собой, как ребенка, потрясу, как глупого щенка; а потом швырну через голову и в два счета уложу на обе лопатки. Потом — раз! — и сожму его голову у себя под мышкой — моя знаменитая мертвая хватка, — сожму, пока у него глаза не полезут из орбит, а потом подыму его над головой, как гантель, и скажу: «Этот человек думал, что сможет побить Али Ужасного Турка!» А потом…
Из-за открытой двери донесся неистовый рев толпы. Вошел Легс Махогани, из носа которого текла кровь; за ним, пошатываясь, брел Душитель. Потом появился ассистент и объявил:
— Али!
Али надел старенький стеганый халат из красного шелка, изрядно побитый молью.
— Ничего, а? Мне подарила его одна женщина в Вене, году эдак в… Не помню когда…
Адам прошептал:
— Отдай мне свой стеклянный глаз: это безумие — бороться с такой штукой…
— Чушь собачья! Чтобы он увидел, что я одноглазый?
— Отдай его мне, говорю же тебе!
— Ну, если ты на этом настаиваешь… Ладно, держи. — Али вынул свой левый глаз и протянул Адаму, который спрятал его в нагрудный карман. Потом он медленно, с удивительным достоинством зашагал на ринг; в его голове звучал Марш гладиаторов, под звуки которого заслуженные борцы международных турниров с триумфом проходили по аренам.
Зал взорвался аплодисментами. Али поднял руки, приветствуя толпу, как вдруг увидел Кратиона, который уже стоял на ринге, раскланиваясь и улыбаясь. Али ухватился за веревки и в мгновение ока был уже на ринге. Наступило молчание. Кое-где затрещали неуверенные аплодисменты, а потом разразился громовой хохот, сопровождаемый улюлюканьем и свистом…