Ночь и город - Страница 59

— И что? Разве я не пытаюсь их заработать? Разве я не торчу каждую ночь в клубе? Или, по-твоему, я должен ограбить банк? Или устроиться куда-нибудь еще и на день?

Пальцы Хелен легонько поглаживали его затылок.

— Адам, дорогой, не надо раздражаться…

— Я и не раздражаюсь.

— Я просто подумала…

— О чем?

— Мм… Мы ведь не собираемся задерживаться в клубе надолго…

— Надеюсь.

— Я так и думала. Но, пока мы этим занимаемся, я тут подумала, просто подумала — как это несправедливо, что Носсеросс забирает себе львиную долю того, что мы зарабатываем на этой тяжелой работе.

— Ты называешь это тяжелой работой? По-моему, это самые легкие в мире деньги.

— Да, милый. Но, согласись, Носсеросс забирает себе львиную долю прибыли и… Я подумала, что, пока мы этим занимаемся, лучший способ заработать настоящие деньги — это… — она помолчала, переводя дыхание, и выпалила: — объединить наши средства и открыть собственное заведение.

— Какое заведение?

— Что-то вроде клуба… клуба для вечеринок. Ну, что ты думаешь?

— Думаю, что это ужасно. Я пытаюсь покончить с этим занятием, а не влезать в него по самые уши.

— Но, милый, это лишь на какое-то время.

— Нет, на какое-то время не получится, — ответил Адам, — это будет уже навсегда.

— Нет, не навсегда! За год мы смогли бы заработать три или даже четыре тысячи фунтов.

— Возможно, — сказал Адам, — но в том-то и дело: никто в мире еще не отказывался от четырех тысяч фунтов.

— Но ведь нам нужны деньги, дорогой, нам очень нужны деньги, разве не так?

— Ты зря тратишь время, моя милая, — я не желаю это обсуждать.

Небольшой опыт общения с мужчинами кое-чему научил Хелен. Она кротко проговорила:

— Ладно, дорогой. Не злись на меня.

— Как я могу на тебя злиться, моя милая Хелен? — воскликнул Адам.

Она поцеловала его, прижимаясь к нему всем телом; и, несмотря на то что ее поцелуй и его незамедлительный ответ на него моментально пробудили в ней желание, она не потеряла голову, продолжая думать о своем. Адам рывком задернул занавески и, вернувшись на диван, снова поцеловал ее.

— Нет, не сейчас, — сказала Хелен.

— Почему, в чем дело? Ты, случайно, не?..

— Нет, со мной все в порядке. Просто я сначала хотела поговорить с тобой. Я… ох, я не знаю, мне так тревожно.

— Отчего?

— А, Адам, неужели деньги — это проклятие?

— Конечно. — Адам начал ласкать ее, массируя плечи и спину медленными, размеренными движениями.

Хелен затрепетала всем телом. Она приблизила губы к его уху и прошептала:

— Радость моя, а может, все-таки… может, все-таки нам стоит подумать над тем, что я только что сказала? Это будет совсем ненадолго, зато потом ты сможешь спокойно работать, в тишине и…

— Нет!

Хелен отпрянула от него и разразилась слезами.

— Знаешь, кто ты? Ужасный, кошмарный эгоист!

— Но… Хелен! Хелен, милая, послушай! Как только мы ввяжемся в клубный бизнес, мы в нем погрязнем, мы уже больше не сможем заниматься ничем другим? Ты это понимаешь? Ты когда-нибудь слышала об игроке, который был бы в состоянии покинуть казино, забрав свой выигрыш? Нет, Хелен, мы не должны в это впутываться, иначе нам никогда не выбраться.

— О… значит, у тебя нет силы воли, вот в чем дело! Человек, у которого есть сила воли, никогда не стал бы так говорить! Это нужно для твоего же блага, и моего тоже…

— Не плачь, прошу тебя, ради всего святого, только не плачь! — проговорил Адам, который не выносил женских слез. — Послушай, Хелен… Хелен!..

— А… не желаю ничего слушать! Какими только глупостями ты не занимался столько лет и ни гроша не заработал! А теперь вбил себе в голову, что не хочешь много зарабатывать! Я…

— Но это неправда! Я не…

— Нет, это так! Бояться легкой жизни! Ничего глупее я никогда не слышала! Значит, видимо, остаток дней нам суждено провести в какой-нибудь жалкой и грязной дыре, рассуждая на возвышенные темы, например о скульптуре, которой ты все равно не занимаешься! Какая скульптура? Я никогда не видела ни одной твоей работы. О, не говори ни слова! Уходи! Ты просто дурак! Слабак! Самонадеянный глупец!..

— Но Хелен! Ты меня не так поняла! Мне нужны деньги точно так же, как и тебе. Мне тоже нравится их тратить. Просто я терпеть не могу эту работу в клубе — вкалывать всю ночь и потом весь день спать. Это отвратительно! Я это ненавижу!

— О! Значит, если бы ты был шахтером, все было бы в порядке? Ты, наверное, гордился бы собой? Значит, если ты не покрыт мозолями с ног до головы и вынужден носить чистую рубашку, этот бизнес — грязный?

— Это значит паразитировать…

— Паразитировать! Что ты привязался к этому слову, в самом деле? Да и что, в конце концов, это значит — паразитировать? Ты, видно, предпочтешь умереть с голоду в какой-нибудь каморке и не заниматься скульптурой вовсе, нежели посвятить два-три месяца работе, которая тебе не по вкусу, чтобы потом год заниматься любимым делом в свое удовольствие… О…

Адаму вдруг показалось, что сейчас самое важное — во что бы то ни стало прекратить спор и снова заключить Хелен в объятия.

Почувствовав это, Хелен оттолкнула его руку.

— Какой же ты дурак! Только подумай, как спокойно ты мог бы трудиться, будь у нас собственный тихий домик, и куча денег, и студия, и модели, и тонны глины, и мрамор, и все остальное! Ты бы мог работать дни напролет! Если бы…

— Дорогая, тут есть одно «но». Если мы начнем открывать клубы, возможно, у нас и появятся и деньги, и собственные дома, и студии, и все, что ты захочешь — но кое-что бесследно исчезнет… Исчезнет то, что требуется скульптору, чтобы творить. Хелен, говорю тебе, я не могу долго сопротивляться творческому импульсу. Да и возраст поджимает. Пойми, чем дольше я откладываю, тем меньше вероятность, что я вообще чего-нибудь добьюсь. Да будь у меня все деньги мира, и все дома мира, и все сокровища мира, что проку в них, коли я не могу заниматься тем, ради чего я в этот мир пришел?