Ночь и город - Страница 54

— Что ж, спасибо, что вы мне обо всем этом так подробно рассказали.

— Так я даю тебе бланк контракта?

— Не стоит.

— Подумай над моим предложением. Ты будешь полным кретином, если откажешься.

— Хорошо, я подумаю.

Фабиан вскочил с кресла:

— Слушай. Ты парень с мозгами. Вот что я тебе скажу. Борьба — это классный вид спорта, никто с этим не спорит. Но, черт побери, кому она сейчас нужна? Борьба устарела, она вся в прошлом. Понял? Публике нужно шоу. Она требует зрелищ, болевых приемов, морей крови и всякого такого… Они идиоты, спору нет. Но мы-то умные. Мы даем им то, за что они будут платить. Ты знаешь, что борьба — это чушь собачья. Я знаю, что борьба — это чушь собачья. Они и сами это прекрасно знают, но, несмотря на это, ловят кайф от нее. Что же мне остается в таком случае делать? Я говорю себе: «Эти идиоты ходят на борьбу как в кино. Они знают, что там все не по-настоящему. Они знают, что на самом деле Черный Душитель не бьется с Легсом Махогани, точно так же как Кларк Гейбл не женится на Джин Харлоу в кинофильмах. Им нравится, когда их надувают.» Понял, Адам? Публика — это сборище кретинов, ничтожных кретинов. Так будем надувать их! Они обожают иллюзии. Такова жизнь… Эй! Черт! А неплохая идея для песни! — И Фабиан запел на мотив «Сегодня у моей мамы день рождения»: «Это только иллюзия; такова наша жизнь…» — Слушай меня внимательно, Адам. Если побудешь здесь еще немного, ты поймешь, что я имел в виду. Смекаешь? Выйдем на минутку из кабинета. Душитель и Махогани как раз сейчас отрабатывают сценарий поединка.

Адам молча последовал за ним в спортзал.

У Душителя была потрясающая спина — гладкая и черная, как уголь; его мускулы ходуном ходили под кожей. Разве что таран смог бы сбить с ног этого гиганта, сокрушив сверкающую броню его грудных мышц или ударив в живот, похожий на кусок рифленого железа. Когда он повернул голову, на шее вздулись жилы, напоминающие пучок стальных проводов, и Адам увидел его лицо. Поддерживаемая мощной шеей и широкими, как дверной проем, плечами, его голова казалась маленькой и особенно жуткой. У него были челюсти питекантропа, а лоб практически отсутствовал. В довершение всего его глаза были пусты и безжизненны, словно два кусочка слюды на черном перламутре.

«Кусок мяса», — подумал Адам.

Легс Махогани тоже оказался крупным мужчиной, но его цилиндрический торс не был ничем примечателен, разве что подвижной гибкой мускулатурой — мускулатурой настоящего борца, которую можно увидеть на фотографиях Мадрали, Ребера или Поджелло. В сорок лет его нос все еще оставался целым, хотя уши были настолько истерзаны, что напоминали наросты на деревьях. Волосы цвета пакли были коротко острижены, а грудь и руки покрыты седоватой порослью. (Для борца своего рода трагедия, когда волосы на его груди начинают седеть.) Он говорил, цедя слова сквозь зубы:

— А теперь слушай меня, Душитель. Ты хочешь сохранять спокойствие. Отлично. Держи себя в руках. Если выйдешь из себя, ты причинишь мне боль, а если ты причинишь мне боль, я тебя убью. Давай снова. Ты проводишь бросок. Так? Ты нападаешь на меня, я уклоняюсь, ты выпадаешь за ринг. Понял?

— И я возвращаюсь, и бью тебя в живот, и ты падаешь. Судья меня предупреждает, и я бегаю за ним по всему рингу.

— Верно. Теперь я ловлю тебя, беру в ножницы, и ты начинаешь орать.

— Начинаю орать…

— И делаешь это убедительно, понял? А потом ты хватаешь меня за пальцы на ногах…

— И освобождаюсь от твоего захвата…

— Да. А потом ты демонстрируешь один из своих запрещенных приемов. Кусаешь меня за палец, ясно? И громко орешь… Что?

— «Сдавайся, или я откушу тебе палец!»

— Правильно. Я беру твою голову в замок. Но ты выворачиваешься, мы падаем на мат, и ты делаешь мне «бостонского краба». Потом я ухожу. Мы устраиваем себе небольшую передышку. Знаешь, это как-никак борьба.

— Легс, это как-то вяло.

— Послушай меня. Я занимался борьбой пятнадцать лет, а ты тут вздумал меня учить! Все будет нормально, если ты, конечно, будешь шевелиться. Ты не слушаешь меня, Душитель. Ты либо играешь, либо сходишь с ума. Учись быть актером! Устрой им спектакль!

— Я не актер. Я борец.

— Посмотрим!

— Я вырву пару волосков на твоей груди, а?

— Они будут коротко острижены, дурень, так что выкинь это из головы. Потом мы что-нибудь придумаем, и я скажу тебе, что ты сможешь сделать: можешь ткнуть мне в глаз, только не пальцами, костяшками. Согни пальцы вот так и дави вот сюда, но не очень сильно. Попробуй.

Душитель ткнул костяшками пальцев в глаз Махогани и покрутил ими, как штопором. Махогани заорал:

— А-а-а! Мой глаз! Ничего не вижу!.. Понял, Душитель? Вот как нужно орать. Сделай вид, что тебе чертовски больно. Учись быть актером, Душитель. Я говорю это для твоего же блага. В свое время я был чемпионом по греко-римской борьбе, но я буквально подыхал с голоду, пока не понял, что нужно играть. Вот об этом-то я и толкую.

— Я хочу второй бросок.

— Ладно, будет у тебя второй бросок. Но не забудь: я тебя нокаутирую. У тебя будет первый бросок, но учти: я не могу тебе доверять. Вдруг ты меня перехитришь? Как бы то ни было, не забудь, что я тебя нокаутирую.

— Нет. Пусть лучше будет прямой бросок.

— Душитель, не спорь.

— Я сказал — бросок.

— Но послушай…

— Я злодей. Меня нельзя нокаутировать. Я злодей, понял?

— Душитель, не будь идиотом! Я что, оставил за тобой право выбора?

— А мне плевать. Меня нельзя нокаутировать. И не буди во мне зверя. Если ты меня разозлишь, я буду драться по-настоящему. Так что будь осторожен. Вспомни, что стало с греком.